Елисеев Владимир, прот.
В истории нашего отечества выделяются несколько переломных эпох кардинально изменявших образ жизни наших предков. Вполне очевидно, что эти культурные сдвиги явственно должны были изменять и даже деформировать структуру психологических особенностей человека, стереотипы поведения и межличностных отношений, разрушать сложившиеся установки, представления и ценности, и создавать новые. Одной из проблем, над которой работает историческая психология, является проблема реконструкции, восстановления психологического облика человека, характерного для той или иной из ушедших эпох - раскрытие закономерностей исторической изменчивости личностных структур, психологических особенностей мышления, восприятия, переживаний, поведения вместе с изменением образа жизни всего общества.
Одной из таких переломных эпох в истории России был ХУП век. Он начинался Смутным временем и утверждением новой царствующей династии Романовых, продолжился Никоно-Алексеевской церковной реформой и закончился царствованием Петра 1, положившим начало преобразованиям, кардинально затронувшим все традиционные устои, обычаи и нравы тогдашней жизни. В конечном итоге, все эти события привели к расколу всего общества как по вертикали, так и по горизонтали, и этот раскол, в той или иной мере, присутствует в сознании жителей нашей страны и сегодня.
Причиной вертикальной трещины были церковные реформы патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, разделившие членов всех сословий, от князей до крестьян, на старообрядцев и новообрядцев, на раскольников и никониан. Петровские реформы положили начало разделению общества по горизонтали, отделив высшие слои от низших введением западных обычаев, немецким, а затем и французским языком, паразитизмом вместо служения обществу. Основная тяжесть "государева служения" (вместе с ущемлением всех прав и свобод) легла на низшие слои - в основном на крестьянство. Впоследствии, господствующие слои, освоив западный образ жизни, почти в полном составе приняли для себя и реформу Никона и новый обряд.Хранителем же исконно народного русского образа жизни и старой веры стал простой народ, в лице крестьянства и купечества, чей быт и обычаи сохраняли до последних времен черты допетровской Московской Руси.
Как писал И.Л.Солоневич, "основным грехом России является ее собственная измена ее собственному национальному лицу. Измена эта проникла в Россию через ее правивший слой - то есть через дворянство. Была нарушена идея национальной индивидуальности внедрением иноземцев и иноземного влияния, отколовшего дворянство от самых глубинных корней русской духовной культуры. Кульминационным пунктом этого процесса была измена русскому языку и замена его французским.(Солоневич И.Л. Политические тезисы. // Наш современник, 1992, С.141).По русской национальной культуре Петр и его наследники прошли батыевым нашествием - от этого нашествия русская культура не оправилась еще и сейчас... Реформы Петра означали, в частности, ликвидацию всей культуры русского духовенства и русского купечества." (Солоневич И.Л. Народная монархия.М.,1991.С.475). Свержение монархии и большевистская революция довершили разгром национальных форм жизни в нашем отечестве, и сегодня увидеть в повседневной жизни следы допетровской эпохи практически невозможно.
Тем удивительнее теперь, когда шоры коммунистической идеологии сняты с наших глаз, обнаружить, что своеобразным заповедником допетровской Руси является старообрядчество, ныне начинающее открывать себя всему обществу, выходящее на свет из 350-летнего невольного заточения в сокрытых тайниках народной жизни.
Староверие, как культурный феномен, с самого своего бытования под этим названием (т.е. с середины ХУП в.) было поставлено в условия непрестанных жестоких и кровавых гонений. Это, в свою очередь, вызвало в среде староверов реакцию в виде стремления изолироваться, прервать всякие контакты и отношения с инаковерующими и иначе живущими людьми. Как писал Владимир Соловьев в своей работе "Когда был оставлен русский путь и как на него вернуться" (Соловьев В.С., Златоструй,1992,2.С.7), "при "тишайшем" Алексее Михайловиче, народ вдруг почувствовал, что жить нельзя, и в отчаянии стал бегать по лесам и болотам, засел в трущобах и полез на горящие костры". Он противостоял гонениям отрицанием всяких перемен в образе жизни, образе мыслей и верований, и даже в мельчайших особенностях быта."Старая Россия ... осталась с расколом, новая, наследниками которой мы являемся, пошла за Петром" - пишет В.Г.Распутин - "Многие тысячи бросились от преследований в Польшу, Молдавию. Валахию, в северные и сибирские леса, организуясь в скиты, пустыни, общины, слободы и яростно пропагандируя то, что они считали спасением...Явился Петр,взявшийся крушить старину, и двинул в раскол новые массы...Русь от новых порядков бежала в леса...Менее чем за столетие число раскольников в одной лишь Сибири возросло, по подсчетам, до ста тысяч. В действительности их было больше, учесть можно было ссыльных, но не беглых..." (В.Г.Распутин. Смысл давнего прошлого.// Россия: дни и времена (Публицистика). Иркутск,1993. С.170-172). По некоторым свидетельствам, к началу ХХ в., число староверов составляло примерно четвертую часть всего населения России (Ф.Е.Мельников. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви. Барнаул, 1999 г.).
Оценивая случившееся, А.В.Карташев, в своей работе «Воссоздание Святой Руси» (М., 1991.С.43) писал, что раскол явился «невознаградимой растратой драгоценной народной энергии, огромным несчастием в жизни Церкви и народа, новой внутренней катастрофой в судьбах Св. Руси. Это раскололо душу народа и помрачило национальное сознание. Ревнители Св. Руси унесли ее светоч в тайники и подполье. А официальные водители народа, новые просвещенные классы, потеряв религиозное чутье, незаметно поддались чарам новой, внерелигиозной светской западной культуры.Раскол религиозный повлек за собой и раскол национального сознания, катастрофа удвоилась и усложнилась. Явилось две России: одна народная, с образом Св. Руси в уме и сердце, другая правительственная, интеллигентная, часто вненациональная».
Феномен староверия или старообрядчества оценивался в разное время по разному. Как писал в начале ХХ в. священномученик архиепископ Уфимский Андрей Ухтомский (родной брат академика физиолога А.А. Ухтомского) «обыкновенный казенный взгляд ... на раскол тот, что раскол – это продукт народной глупости и необразованности... И только очень немногочисленная группа русских мыслителей смотрела на раскол иначе... Старообрядцы мудро хранили заветы лучших русских людей и свою родную христианскую культуру. В этом отношении чрезвычайно характерно мнение митрополита Московского Филарета, который говорил, что пути Божии не исповедимы, и что только русское старообрядчество спасло в ХУШ – Х!Х вв. русскую иерархию от католичества, а русскую аристократию от придворного протестантизма».(Из «Писем о старообрядчестве (1923-1925 гг.)»//Апология старообрядчества. М., 2006. С.59.)
Наиболее приемлимо смотреть на старообрядчество как на церковно-культурное явление, «как на великую попытку русского народа сохранить свою народную душу и охранить весь быт русской земли от разлагающего влияния городской цивилизации. Последний взгляд совершенно справедливый. Старообрядчество сохранило, действительно, в своей среде подлинно русскую культуру, свою народную, вполне свободную республику» (там же, С.60).
Архиепископ Андрей отвергает обвинение старообрядцев в фанатичном обрядоверии: «На самом деле, старообрядцы никогда не были обрядоверами, но всегда помнили ту простую психологическую истину, что обстановка или воспитывает, или развращает человека. И вот, защищая право собственного самоопределения, старообрядцы и страдали за свой родной быт, и из них-то и выработались первые русские сознательные граждане» (там же, С.60). Таким образом, вполне обоснованно, по словам архиеп. Андрея, определить это явление не как узко обрядовое, но как религиозно-культурно-бытовое (там же,С.64). Поэтому и мы в данной статье считаем возможным акцентировать свое внимание на старообрядчестве как на культурно-бытовом феномене, психологические стороны проявления которого могут быть достаточно многообразными и интересными для исследователей. Чтобы увидеть эти стороны, необходимо более подробно описать хотя-бы некоторые характерные черты конкретных форм бытования этого феномена.
Известный писатель Валентин Распутин пишет, что старообрядчество «на добрых три столетия... продлило Русь в ее обычаях, верованиях, обрядах, песне, характере, устоях и лице»(Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого.// Россия: дни и времена (Публицистика). Иркутск,1993, С.176). Старина в расколе была возведена « до святыни, до апофеоза» (там же), что и позволяет нам оценивать это явление как ценный источник сведений для исторической психологии, для воссоздания психологического облика человека ХУП столетия.
Другой автор – один из основоположников русской музыкальной медиевистики, С.В.Смоленский - также квалифицирует «кровно-русское старообрядчество» как, с одной стороны, «архаизм», а с другой стороны, как единственно уцелевшее у нас «здоровое и истово-русское семя будущей русской страны» ( Смоленский С.В. Прокурор А.Н.Шишков (Воспоминания) // Синодальный хор и Училище церковного пения. Т.1.М., 1998, С.66).
Достоверность возможной психологической реконструкции характерных черт русских людей ХУП века опирается на высокую устойчивость, неизменность, сохранность образа жизни староверов. Это положение подтверждается следующими примерами.
Митрополит Евлогий (Георгиевский) в 1921 году побывал в Пруссии, где осело много старообрядцев, бежавших за рубеж от жестоких преследований в ХУШ веке. Они расселились на хуторах среди Мазурских болот и, как пишет митрополит Евлогий, «жили хорошо, безбедно, самобытно, переняв кое-что из внешних достижений германской культуры ... Меня пригласили на освящение храма... С вечера в храме была всенощная. Длилась она с шести часов до часу ночи. Служба исполняется у староверов без малейших пропусков. Певчие знают слова песнопений наизусть, и поет почти вся церковь... Молятся староверы истово, стоят благоговейно. Мужчины в поддевках – на одной стороне, женщины в платочках – на другой. Ни одной шляпки. Ни одного бритого лица. Дисциплина среди молящихся железная – не смей присесть, не смей уйти... Живут старообрядцы богато, извлекая доход главным образом из фруктовых садов... и живут крепчайшим старым русским бытом, благоговейно храня древние церковные традиции. Сколько лет прожили среди германской культуры – и не поддались, хоть кое-какими плодами ее и воспользовались. Так, например, есть у них прекрасная немецкая школа, а рядом своя церковноприходская, где учатся по часослову и псалтыри. Достойные уважения, трудолюбивые, крепкие люди»(Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 1994 (Париж, 1947). С.417).
Вот выдержка из русской эмигрантской газеты «Православная Русь» (в Словакии) от 15 октября 1940 г., № 20. «Как известно, старообрядцы переселились в Румынию из России еще в Х!Х , а некоторые и в ХУШ столетии. И несмотря на столь долгое пребывание на чужбине, они полностью сохранили и свою веру, и свое русское лицо. Вот картинка старообрядческих похорон в г. Романы всего месяц тому назад... Город Романы очень красивый, с замечательными европейскими постройками ... улицы похожи на бульвары или аллеи. И вот по этим аллеям ... движется медленно похоронная процессия: впереди несут большой крест, древние иконы ... гроб с покойником, далее духовенство и многочисленный народ. Но весьма странно в городской обстановке: впереди идут мужчины – все в сапогах, все в бородах ... все в поддевках-казачках... Позади них идут так же благоговейно, так же неспешно женщины – все в платочках, все в цветных платьях – скромных, длинных, просторных. ... По дороге встречается модная городская публика: как она резко отлична от этой похоронной процессии... Каким-то чудом так цельно и так ярко сохранилась здесь Русь ХУП столетия, сохранилась среди моря современных соблазнов, разных очарований, наглой красоты, безстыдной наготы, среди всевозможных бурь и потрясений» (Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви. Барнаул, 1999 г. С.285-286.)
А вот современные свидетельства. Однажды наш дипломат, работавший в посольстве в Чили, ехал по шоссе и вдруг увидел на обочине двух девчушек с косами, в сарафанах и с лукошками в руках. Он с удивлением остановился, вышел к ним, заговорил с ними по испански, а они отвечали ему на чистом русском языке. Так были «открыты» русские староверы в Чили. В 30-х годах они бежали от коллективизации из России в Китай. После второй мировой войны перебрались в Бразилию, потом в Боливию и, наконец, в Чили. Живут дружно, все споры решаются полюбовно. В них сохранилось чувство собственника, основанное на любви к крестьянскому труду и земле. К вредным привычкам староверы не склонны – на алкоголь и табак наложено строгое табу. Носят староверы самотканные рубахи с поясками, женщины – длинные до пят сарафаны. Замужние женщины, помимо этого, должны повязывать платок с волосником, именуемый «шашмурой».
При всей своей патриархальности староверы удивительно мобильны. В их доме почти всегда гостит кто-то из родственников или знакомых из соседних стран. Детишек своих русской грамоте и счету учат сами. Что касается материальных благ, то живут староверы в достатке. Их рабочий день начинается еще затемно. В пять утра подъем, утренняя молитва, затем плотный завтрак и за работу. И так до самого вечера. Чилийцы охотно принимают их на работу – прилежнее и дисциплинированней работников не найти. Местные власти к ним относятся хорошо – они исправно платят налоги, от криминальных дел держатся подальше. Зато уж если возьмутся староверы избу срубить или баньку, так в нее войти любо-дорого, да и стоять она будет лет сто, никак не меньше. Женщины занимаются домашней работой, пасут скот, готовят пищу, воспитывают детей. Кроме того, почти все женщины рукодельничают. Вс одежда староверов, кроме обуви, сделана собственными руками. (Брагин М.Ю.Уголок России на краю земли.// Латинская Америка №6. 2004 г.)
Еще одно свидетельство относится уже к нашей стране. Староверческое поселение Гарь в Асиновском районе Томской области расположено километрах в пятидесяти от ближайшей более или менее цивилизованной дороги. Это единственное село в округе, где сохранилась и процветает староверческая община.
При подъезде к Гари начинаешь понимать, что с лесом творится что-то неладное: каждая вторая береза ободрана, туда – сюда снуют какие-то люди на мотоциклах, в люльках сложены огромные тюки березовой коры. Гарь существует в двух ипостасях: на горке живут староверы, вокруг нее – все остальные.На горке – чистота и порядок. Рядом – все как обычно. Отец Николай, настоятель староверческой церкви, объясняет, что с окрестным лесом творится, почему все березы ободраны: сельские жители совсем обеднели, работать негде, хватаются за малейшую возможность подзаработать. Одно время все живут корой берез – приезжают заготовители, принимают по 7-15 рублей за килограмм. Обирается все подчистую. Мы же не можем остановить этот беспредел – людям нужно на что-то жить... Но это не относится к староверам. У общины есть своя лесопилка, делают, в основном, срубы. Причем работают так, что заказчики, в том числе и новорусские, приезжают из соседних областей
Жители Гари не понимают, как староверы могут так много работать. Но факт, что, имея в каждой семье по 7-12 детей, они еще и живут в достатке. Проходишь мимо построек староверов, и душа радуется: чистота, бревнышко к бревнышку сложено, все на своем месте, и обязательно в доме или во дворе кто-то трудится. Удивительно. В достатке, многодетны, и при этом лес не разоряют.
Говорят, что староверы отказываются от пенсии и зарплаты – получать их считается греховным. Отец Николай поясняет, что такой строгий порядок не у всех. Вот мои бабушка и дедушка – говорит он – отказались от пенсии, до конца дней своим трудом жили. (А.Сотников. Секреты провинции: Гарь таежная.// Старообрядческие вести № 16, март 2005 г. С.22-24).
Во всех этих повествованиях особенно подчеркиваются два характерных свойства староверов – трудолюбие и стремление к порядку. Это подтверждает и В.Г.Распутин, указывая, что «в Сибири бытование старообрядчества имело особое значение. .. Раннее появление здесь раскольничьих сел с их культом семьи, образом жизни и почти поголовной грамотностью было явлением отрадным. Отдельные районы Забайкалья и Горного Алтая, освоенные русской старобытностью, превратились в острова изобилия и строгой нравственности, в них нечего было делать ни исправнику, ни уряднику. Уже в наше время остатки старообрядчества из последних сил удерживались своих традиций, и даже в эпоху застоя и запоя в колхозах и совхозах, возникших на земле раскольничьих общин, коровы недоеными не оставались и хлеба под снег не уходили» (Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого.//Россия: дни и времена (Публицистика). Иркутск,1993. С.175).
Вполне очевидно, что сегодняшние староверы и люди ХУП века не могут быть одинаковыми.Но испытания и гонения, которые они с честью выдержали, могли закалить и обострить в них те психологические качества, которые исходно существовали в ХУП столетии, но не были так ясно и четко оформлены и сформированы, как это мы можем наблюдать в недавних поколениях.О постепенном возрастании и созревании особого типа личности, в котором оформляются и укрепляются исконно русские национальные черты, свидетельствуют размышления и наблюдения В.Г.Распутина: «Раскол дал удивительные результаты своего союзничества и братства в организованной и хозяйственной деятельности. В невольной соревновательности с государственной системой, пользующейся, казалось бы, передовой структурой, раскол не открывал Америк, не искал чужедальнего опыта, а взял за основу институт земства с его практикой советов, сходов, выборного самоуправления, принципами общинного пользования капиталом – и во всей этой старозаветной общественной и хозяйственной сбруе выехал из лесов на большую дорогу экономики...
Братство и общинность раскола, свободно складывающиеся и свободно развивающиеся, обязательная взаимоподдержка, спаянность и культ труда привели к неожиданному повороту, когда в рыхлой и плохо управляемой стране – в стране, которая отринула во имя обновления и благополучия отсталую часть народа, эта часть народа повела хозяйство и быт лучше, чище и выгодней. С 80-х годов ХУШ столетия капиталы и торгово-промышленная доля староверов получают перевес над «передовой» российской оборотистостью, еще раз подтвердив тем самым истину, что во всяком деле нет ничего передовей народного настроения. Среди староверов больше грамотных, хотя и учат они почти исключительно по церковнославянским книгам; они открывают свои печатальни, первыми в стране заводят книжные лавки.
Старовер не курил, не пил вина, а в Сибири и чай пили лишь из трав и кореньев, строго соблюдали посты и моральные уставы, и лишь в одном не знал воздержания – в работе. Это был тот же человек, что и рядом с ним в обычной православной деревне, и все же далеко не тот: по другому живущий и верующий, по другому смотрящий на мир – все основательно, весомо, тяжеловато. Отлученный от ортодоксальной церкви и судорожного общественного развития, он и их отлучал от себя, обвиняя в греховности и несамостоятельности, в пляске под чужую дудку. Со временем он выделился в особый тип русского человека, который вопреки всем бедам и обстоятельствам, упрямо хранил в себе каждую косточку и каждый звук старой национальной фигуры, в тип, несущий живое воспоминание о той поре, когда человек мог быть крепостью, а не лавкой, торгующей вразнос»( там же, С.172-174).
Процесс воспроизводства отличительных черт и своеобразия, характерных для староверов, по-видимому опирался и на соответствующие способы воспитания подрастающего поколения. Вот как, например, воспитывалось отношение к труду, по воспоминаниям наставника Ульяновской старообрядческой общины П.В.Аринина: «Да история показывает, что самые успешные люди - это были старообрядцы... Они все делали своими руками... они же работали, все – от мала до велика. Вон у нас мать рассказывала: если ее отпускали на улицу, ей давали кудель, и она должна была ее спрясть. Она играет и прядет. Или раньше на вечерки, на посиделки молодежь шла – брала с собой работу. Она сегодня пошла – и на посиделках варежку должна связать за один вечер. Завтра пошла – другую варежку связала. Кто носок, кто кружева плетет, кто шерсть прял, кто сучил, кто шил что-то. Потому-что семьи большие, много детей. Отдыхали и работали» (Будкина И. Интервью с П.В.Арининым.// Старообрядческие вести. 2004, № 12. С.18).
А вот как приучали детей к вере: « Не знаю, как в других местах, но у нас в селе, насколько я знаю, в семьях староверов родители никогда не заставляли детей молиться, не принуждали к вере. Никогда. Они сами усердно выполняли Правило, и дети становились рядом, молились. Шли с родителями в храм, привыкали к службе, а потом уже не представляли себе жизнь без этого, это просто становилось частью их жизни. И наша мать с детства постилась, всегда молилась, и отец. Но мать наша никогда не принуждала нас, чтобы мы молились – только те, кто сам пожелал, у кого сердце открылось Богу. Но мы, дети, всегда вставали с ними на молитву» (там же, С.19).
Вот другое свидетельство: « Вечерами христиане собирались семьями, рассаживали перед собою детей, и пели духовные стихи. Особо популярными были стихи про Аввакума и об отшельнике» (П.Половинкин. Заря благочестия. // Старообрядец. 2005 г. № 32, С.16).
Общий принцип взаимоотношений детей и родителей в старообрядческой семье сформулирован многодетной крестьянской матерью из Архангельской области: «Надо так семью строить, чтобы дети уже к 12 годам наработались. Только труд воспитывает человека, без работы человек изгнивает, еще не вырастя. А другой науки не придумано. Вот внушают нам: «Все для детей». А я учу своих: «Дети – все для родителей». Дети должны быть поклончивы перед нами».( В.Личутин. Душа неизъяснимая.// Завтра. 2005 г. № 12 (392).
Ознакомившись с некоторыми конкретными подробностями старообрядческой жизни и ее оценками, попытаемся порассуждать об истоках той психологической устойчивости, которая явно проявляется в неуклонном сохранении староверами особого образа жизни, не взирая на внешние обстоятельства. Несомненно, такая устойчивость является плодом своеобразного отбора на протяжении 350-летнего периода гонений, запретов и преследований. Но не менее важным фактом нам представляется и то, что в основание этой устойчивости заложена целостность мировоззренческих установок статоверов, их внутренняя непротиворечивость, а отсюда – монолитность и устойчивость.Эта целостность, как будет далее показано, является характерной чертой «платоновского», до-аристотелевского типа мышления, свойственного первым отцам и учителям христианства, и наиболее полно сохранившегося в православном богословии.
Гонения и преследования актуализировали усиленную мыслительную работу в среде старообрядцев, оставшихся без руководства со стороны царской и духовных властей, вынудили крестьянина взяться за книгу и самостоятельно искать путь к правде. Богословские диспуты стали неотъемлемой частью крестьянской и купеческой жизни староверов – никто никому не верил на слово в вопросах веры и сам искал правильный путь. Итогом этого явилась не только поголовная грамотность староверов, но и интеллектуальная самостоятельность каждого. В горниле вековых гонений (причем гонений идеологических по характеру) вызревал тип человеческой личности, в основе которого лежал принцип безкомпромиссности и героического противостояния в вопросах истины, сформировавший качество непоколебимой устойчивости к внешнему давлению. Этот тип тем более был мощен, что он неразрывно продолжал уходящую вглубь веков национальную русскую традицию правдоискания в ее исконных, родных, отцовских формах, от живительного корня которой была отсечена, в большинстве своих проявлений, жизнь послепетровской России. Сознание этой новой России было раздроблено и продолжало дробиться неразрешенными противоречиями между осколками разных культурных традиций – западных, восточных, античных, языческих, насильно внедряемых через подражание чуждым формам западной жизни. Что-то, возможно, из привнесенного и привилось к корню русской национальной жизни, а что-то, лишенное органического вызревания в лоне народного бытования, так и осталось без жизненных соков, превратившись в мусор мертвых стереотипов, привычек, предубеждений, только затемняющих горизонт понимания того, как должно жить. А.И.Солженицын пишет: «Расколом была произведена та роковая трещина, куда стала потом садить дубина Петра, измолачивая наши нравы и уставы без разбору. С тех пор долго, устойчиво исконный русский характер сохранялся в среде старообрядцев – и их вы не упрекнете ни в распущенности, ни в разврате, ни в лени, ни в неумении вести промышленное, земледельческое или купеческое дело, ни в неграмотности, ни, тем более, в равнодушии к духовным вопросам. А то, что третий век мы наблюдаем как «русский характер», - это уже результат искажения его жестоко бездумным расколом, от Никона и Алексея Михайловича, затем от жестоко предприимчивого Петра и костеневших его наследников» (Солженицын А.И. Россия в обвале. М., 1998. С.167.)
Возможно, что тайна раскола в том и состоит, что никакое другое средство, кроме жестоких гонений не могло столь сильно активизировать иммунитет национальной самоидентичности, чтобы позволить сохранить в будущих испытаниях от распада и гибели саму уникальную форму и суть подлинно русской жизни. Это сохранение, в преддверии всех последующих геополитических вызовов, нуждалось в столь крепкой оболочке, которая могла быть создана только в условиях чрезвычайно высоких социальных «давлений» и «температур», когда из мягкого темного графита возникает твердый и сверкающий алмаз. И ядро этого алмаза было заложено конечно же духом и кровью отцов староверия, наиболее пламенный из которых – протопоп Аввакум – провозгласил постулат непоколебимой, всеохватывающей, все-кристаллизующей в единое целое безкомпромиссности. Знаменитый призыв первых староверов – «православным должно умереть за едину букву «аз»! – является показателем степени такой безкомпромиссности. ( Под буквой «аз» в данном случае подразумевался союз «а», который был убран церковной реформой Никона из Символа Веры: вместо «рожденна, а не сотворенна» написали просто: «рожденна, не сотворенна»).
Здесь совершенно необходимо отметить, что приведенный выше призыв вовсе не был чисто эмоциональной, экзальтирующей народ фразой, или выражением тупого упрямства. В нем, как ни странно, отразился особый тип мышления, характерный для всего, пропитанного церковностью и святоотеческим духом, допетровского времени. Как поясняет М.О.Шахов, дело не в принципиальной недопустимости перемены «единой буквы», а в том, что изъятие или привнесение даже одной буквы способно разрушить всю гармонию, все целостное согласие. Идея старообрядческих книжников состоит не в том, что «любое изменение – зло по природе», а в том, что самое малое зло в любой из форм затрагивает все целое. (Шахов М.О. Старообрядческое мировоззрение: религиозно-философские основы и социальная позиция. М., Изд-во РАГС, 2002 г. С.114).
Сказанное выше открывает для нас тот тип мышления, который был характерен для русского человека Московской Руси. М.О.Шахов поясняет: «Для отцов Церкви был характерен тип умствования, принципиально отличавшийся от сформировавшегося позднее в средневековой западной схоластике под влиянием философии Аристотеля. По мнению известного исследователя истории церковных догматов А.Катанского, образ мышления богословов патристического периода в основном был обусловлен влиянием философии платоновского типа, побуждавшей ум к обобщениям, с характерным стремлением углубиться в сущность идеи. Эта философия была более ориентирована на созерцание в целом, чем на анализ и систематизацию. Мысль богословов периода патристики стремилась подчеркнуть единство, гармонию церковного бытия, взаимосвязанность и взаимообусловленность всех его составляющих. Этому складу мышления было чуждо аналитическое расчленение и противопоставление элементов бытия. Западная схоластическая мысль восприняла в качестве парадигмы умствования философию Аристотеля – философию логических форм, приучившую умы «облекать идеи в твердые, устойчивые формы, разграничивать понятия, классифицировать их, вводить в область мысли внешний порядок, стройность, а в способе выражения – однообразие» (Катанский А.Л. Догматическое учение о семи церковных таинствах в творениях древнейших отцов и писателей церкви до Оригена включительно. СПб., 1877.С.400.)
Лишь после этой смены типа умствования в религиозно-философской мысли Запада начинает доминировать аналитический, систематизаторский метод, стремящийся разделить в бытии Церкви «главное» от «второстепенного», заменить синтез всеединства схоластической классификацией. Православная Русь не подверглась влиянию схоластического мировоззрения и сохранила образ мышления, унаследованный от восточной патристики. Поэтому для традиционного православного мировоззрения были вдвойне чуждыми аргументы, направленные на преуменьшение значимости материальных форм Богопочитания. С одной стороны, православные философско-мировоззренческие представления о взаимосвязанности материального с идеальным не допускали возможности того, чтобы искажение первого не оказало влияния на второе. С другой стороны, схоластическое разделение церковной жизни на «важнейшее» и «второстепенное», которое можно произвольно изменять, не могло быть согласовано с православным мировоззрением, видевшим элементы не в противопоставлении, а в гармоничном единстве, при котором общая гармония обусловлена всеми элементами и их сочетанием....
...В староверческой литературе неоднократно и подробно обсуждается учение о единстве различных способов выражения истины, о недопустимости разделения, противопоставления формы и сущности. Искажение не может быть изолированным искажением части объекта – оно становится также искажением объекта в целом. Поэтому, в отличие от современного рационального интеллектуализма, для которого высшей формой идеального является словесно выраженное мышление, а все невербальные формы выражения деятельности духа имеют подчиненное и второстепенное значение, для староверия, унаследовавшего традиционно-православное мировоззрение, было свойственно иное понимание соотношения разных форм воплощения духовной сущности. «Аще же важности ищеши в единех глаголех, но святые отцы веру во Святую Троицу не единеми словесы исповедают, но в мыслех и вещех» (Щит Веры. Отв.122,л.З27)». (Шахов М.О. Там же, С.112-113).
Комментируя все выше сказанное языком психологии, в терминах Курта Левина, можно сказать, что Никоновская реформа нарушила «гештальт» (т.е. целостность) церковной жизни, что и сегодня можно созерцать непосредственно в богослужениях большинства прравославных храмов, в дисгармонии соединения молитвенного чтения с совершенно немолитвенным концертным пением, реалистически-живописной иконой и безвкусным оформлением храмовых интерьеров. Тем более что и современное научное мировоззрение давно ушло от классических воззрений на мир, подобных Ньютоновским, где вселенная представлялась просто вместилищем вещей, никак с ними не связанным. Ныне утверждается неразрывная связь всего со всем, когда пространство невозможно представить отдельно от материи и времени, утверждается холистический (целостный) подход к познанию мира, с позиции которого архаичное древне-китайское убеждение, что человек, стоящий на голове, своим положением нарушает гармонию вселенной не так уж и нелепо. Не удивительно будет и то, если какие-нибудь будущие физиологические исследования покажут, что различные соединения пальцев рук друг с другом (те самые «двуперстие» и «триперстие», из-за которых гибли люди при Никоне) оказывают разное влияние на духовное состояние человека. По крайней мере, явное различие в психологии старообрядцев и новообрядцев, о котором свидетельствовали цитируемые нами авторы, могут быть истолкованы и так.
Некоторые выводы:
-
Исторические обстоятельства последних 350 лет российской истории породили уникальный культурный феномен старообрядчества, являющийся своеобразным осколком допетровской Руси.
-
Гонения на староверов, имея целью разрушить их быт и верования , вызвали реакцию строгой самоизоляции, создав оптимальные условия для сохранения и воспроизводства психологического типа человека ХУП столетия, сделав его доступным для современного психологического исследования.
-
Вместе с тем, есть основания полагать, что гонения и преследования могли усилить и укрепить определенные черты психологического облика староверов, и нивелировать другие, тем самым создавая условия и для качественных сдвигов в структуре личности. Поэтому современный тип старовера не может считаться точной копией человека ХУП столетия.
-
Культурный феномен старообрядчества фактом своего существования открывает уникальное поле для различных исследований не только в области исторической психологии, но и для психологии в целом. Тем более, что это поле уже давно разрабатывается учеными других специальностей – историками, этнографами, лингвистами, искусствоведами и др., и наработан значительный массив данных, который может быть базовым для психологов.